ВРЕМЯ ЖИТЬ И ВРЕМЯ УМИРАТЬ
" " " " " "
Он нашел свой полк через два дня и явился в ротную канцелярию. Фельдфебеля не было. Хозяйничал писарь. Деревня лежала в ста двадцати километрах западнее того места, откуда уехал Гребер.
- Ну, как у вас тут дела? - спросил он.
- Хуже некуда. Как провел отпуск?
- Ничего, так себе. Много было боев?
- Всяко бывало. Ты же видишь, где мы теперь.
- А где же рота?
- Один взвод роет окопы. Другой закапывает убитых. К полудню вернутся.
- А какие перемены?
- Увидишь. Не помню, кто еще был жив, когда ты уезжал. Мы получили
большое пополнение. Ребятишки. Валятся, как осенние мухи. Понятия не имеют о войне.
" " " " " "
Гребер остановился и стал ждать. Он не двигался. Он ждал, чтобы ножи
начали полосовать его, чтобы они вызвали нестерпимую муку и обрели имя, а тогда на них можно будет повлиять силой разума, утешениями или, по крайней мере, терпеливой покорностью.
Но ничего этого не было. Ничего, кроме острой боли утраты. Утраты
навеки. Нигде не было мостика к прошлому. Гребер владел всем и утратил все. Он прислушался к себе. Ведь где-то еще должен маячить, как тень, хотя бы отзвук надежды, но он не услышал его. Внутри была только пустота и невыразимая боль.
" " " " " "
Они больше не узнавали друг друга. Они не узнавали даже свою форму.
Бывало, что только по каскам, голосам да по языку они устанавливали, что это свои. Окопы давно уже обвалились. Передовую отмечала только прерывистая линия блиндажей и воронок от снарядов. И она все время изменялась. Не было ничего, кроме ливня и воя, и ночи, и взрывов, и фонтанов грязи. Небо тоже обвалилось. Его разрушили советские штурмовики.
С неба хлестал дождь, а заодно с ним - метеоры бомб и снарядов. Прожектора, словно белые псы, шныряли среди рваных облаков. Огонь
зениток прорывался сквозь грохот содрогающихся горизонтов. Падали пылающие самолеты, и золотой град трассирующих пуль гроздьями летел вслед за ними и исчезал в бесконечности. Желтые и белые ракеты раскачивались на парашютах в неопределенной дали и гасли, словно погружаясь в глубокую воду. Потом снова начинался ураганный огонь.
" " " " " "
Русские вдруг вынырнули в пятидесяти метрах от передовой. Часть ручных гранат отказала. Русские прорвали фронт. В свете разрывов Гребер увидел прямо перед собой каску, светлые глаза и широко разинутый рот, а потом, словно суковатую живую ветвь, - занесенную назад руку. Он выстрелил, вырвал у новобранца, стоявшего рядом, ручную гранату, с которой тот не мог справиться, и бросил ее вслед бегущему. Она взорвалась.
- Отвинчивай капсюль, болван! - крикнул он новобранцу. - Дай сюда! Не
оттягивай!
Следующая граната не взорвалась. "Саботаж, - промелькнуло у него в
голове, - саботаж военнопленных, который мы теперь почувствуем". Он бросил еще одну, пригнулся, увидел летящую навстречу русскую гранату, зарылся в грязь, его тряхнуло взрывной волной, он почувствовал словно удар кнутом, что-то хлестнуло его и обдало грязью. Он протянул руку назад и крикнул:
- Давай! Живей! Ну! - и только по тому, что ничего не ощутил в руке,
обернулся и увидел, что никакого новобранца больше нет, а грязь на его
ладони - это мясо.
